Необходимая ремарка


Решил все же отметить наболевшую проблему блога, которая имела место со времени самого его запуска и которой я ранее не касался. В связи с возникшими  около полугода назад и никак не прекращающимися и внятно не объясняемыми сложностями с доступом из Казахстана к blogger.com обновление записей «Кино-в-себе» превращается для его автора в большую проблему. Данный блог, как и любой проект blogspot.com, доступен от силы пару раз в месяц, а все остальное время закрыт для казахстанских пользователей. К примеру, со второй половины апреля и в течение всего мая мне ни разу не удалось войти на ресурс, поэтому при появившейся возможности размещал посты, что называется, задним числом. Несколько раз даже был уверен, что сервис Google в Казахстане окончательно постигла та же судьба, что и LiveJournal, который в нашей стране уже несколько лет как заблокирован. В связи с чем знающие люди уже советовали «сменить прописку». И все же, будучи полностью довольным возможностями и атмосферой blogger.com и еще сохраняя остатки надежды на разумное урегулирование сложившейся абсурдной ситуации, я решил пока не менять места размещения «Кино-в-себе». Ведь здесь блогу хорошо.  
Блогпост №18 - 02/06/10

Не грянул гром


Глядя на все предыдущее содержание «Кино-в-себе», можно  вообразить, что блогера интересует сплошь кино высоких материй – артхаусные продукты, авторская рефлексия, шедевры киноискусства, «кино не для всех» и т. п. Это, мягко говоря, не так. Блог держится на идее ценности киногении как таковой и источником ее видит самые разнообразные фильмы. Автор проекта исходит из неоспоримости тезиса, что кинематограф зародился в балагане, то бишь как разновидность коммерческой увеселительно-развлекательной культуры и, по сути, практически и не выходил оттуда. Обоснованность своих арт-претензий в ходе истории кино подтверждало, по большому счету, лишь эпизодически и благодаря художникам с большой буквы, титанам духа, каковые насчитываются вовсе даже не десятками. Кино по природе своей призвано дарить (а если точнее – продавать) аудитории чистую эмоцию. В этом своем призвании мейнстрим, плохо ли, хорошо ли он сделан, стремится быть честным со зрителем, что далеко не всегда можно сказать о так называемом артхаусе. Презираемое отдельными рафинированными личностями из околокиношной и зрительской среды жанровое кино составляет что-то около 95 процентов всей созданной когда-либо кинопродукции – цифры более чем красноречивые. И, устраняя некоторую невольно сформировавшуюся зацикленность на внемейнстримовом контенте и определяя предмет следующей записи из серии «Кинотеатр «Юбилейный», блог останавливается на внешне сугубо коммерческом американском фильме, который отмечает нынче круглую четвертьвековую дату. В общем, пару слов о замечательном научно-фантастическом гротеске Роберта Земекиса «Назад в будущее»

После Брэдбери любому сюжету о путешествиях во времени полагается обязательно содержать какой-нибудь парадокс, вызываемый намеренным или ненамеренным – неважно – изменением хода истории. Согласно этой аксиоме, Роберт Земекис и Боб Гейл дали своему сценарию красноречивое название «Назад в будущее» и вложили в него ряд вещей, от которых при попытке задуматься прямо-таки сносит крышу. Обыкновенный американский тинейджер попадает из 1985 года в 1955, где встречает своих родителей, но не просто встречает, а едва не устраивает раскардаш пространственно-временного континуума. Невольно вторгнувшись в их взаимоотношения на самой ранней стадии, он ставит под угрозу само собственное существование (обморочный ход, обкатанный чуть ранее Джеймсом Камероном в эпохальном «Терминаторе») и вынужден восстанавливать цепь событий, приводящую в конечном счете к его рождению. Для этого ему необходимо убедить свою в тот момент еще будущую мать, которая внезапно оказывается страстно им увлечена (весьма рискованные эдиповые и инцестуальные мотивы), обратить внимание на парня-раздолбая, которому полагается стать его отцом. Параллельно главному герою приходится решать технически сложнейшую задачу возвращения обратно в 1985-й на задействованной машине времени. Проблемы – серьезнейшие, напряжение – высочайшее, но это не психоделический триллер, хотя саспенс тут тоже будь здоров. Удивительно, но из этой истории была сделана веселая, динамичная, поучительная семейная кинокартина с кучей превосходных находок. Изобретательность и отточенность, с которыми она сделана, превратили ее в один из ключевых фильмов 80-х.
Именно в «Назад в будущее», как мне кажется, наиболее ярко сконцентрирована суть «эмблиновской» парадигмы голливудского кино, господствовавшей в американском кино конца прошлого века. В соответствии с этой парадигмой создавалась продукция для самой широкой аудитории, зрелищная (с непременными спецэффектами конторы Джорджа Лукаса Industrial Light & Magic), крепкая, в меру дидактичная и продвигающая традиционные ценности. Главным творцом этой модели, зародившейся в 70-е в ходе поиска новых форм на стыке переосмысленных достижений европейского авторского кино и новых визуальных технологий, был собственно основатель Amblin Entertainment Стивен Спилберг. И хотя многие важные ниточки от того уже немного старомодного постмодернистского Голливуда к нынешней технократичной фабрике грез тянутся от его «Челюстей», «Инопланетянина», «Индианы Джонса», ярче, концентрированнее и изящнее эмблиновская идеология проявилась в фильме Земекиса, одного из сподвижников и друзей Спилберга. «Назад в будущее» (который Спилберг спродюсировал со своими постоянными партнерами той поры Фрэнком Маршаллом и Кэтлин Кеннеди) содержит все, заключенное в данной матрице: гармоничная жанровая комбинация внутри сюжета, энергичная и увлекательная подача истории, реализм изображения фантастического в ней, судьбоносная активность героев, позитивная семейная направленность (одной из главных тем такого кино всегда была конструкция «семья в опасности» – как раз та ситуация, которая в «Назад в будущее» и затмевает научные страсти по путешествиям во времени), продуманность гэгов и диалогов, полных остроумных отсылок.
Для меня такие фильмы всегда существуют, помимо прочего, в контексте их первоначального восприятия, являясь приятными и волнующими флэшбэками из детства-юности. Обаятельный школьник Марти Макфлай и обладатель безумного взгляда фанатика от науки доктор Эммет Браун всегда будут в числе самых эмблематичных персонажей той поры (это были роли всей жизни для Майкла Дж. Фокса и Кристофера Ллойда, главная удача в их актерских карьерах), герои, за похождениями которых я следил, затаив, где надо, дыхание, и смеясь тоже где надо (сценарий работал как часы), а предваряющий фильм таинственный музыкальный перелив (звуковая дорожка Алана Сильвестри тоже попадала в точку) с магической надписью белым по черному «Стивен Спилберг представляет» был словно соблазнительное приглашение в романтический, полный удивительных приключений мир.
Право же, не полюбить эту историю было невозможно. Горячо поддержанный зрителем (сборы составили $105 млн. при бюджете в 11 млн.), Земекис выпустил не менее профессиональные вторую и третью части, которые имели столь же громкий успех. Это тоже классные работы, и их тоже еще коснусь. Вместо заключения же, особо не парясь, привожу несколько цитат из диалогов фильма.
  
Марти Макфлай. Боже мой, док! Вы дезинтегрировали Эйнштейна!
Эммет Браун. Не волнуйся, ничего я не дезинтегрировал. Молекулярная структура Эйнштейна и машины в полной сохранности.
Марти Макфлай. Но где же, черт возьми, они?
Эммет Браун. Вернее было бы спросить «когда, черт возьми, они?» Эйнштейн стал первым путешественником во времени! Я отправил его в будущее!


Эммет Браун. Который из них твой отец?
Марти Макфлай (показывает на Джорджа Макфлая, над которым издеваются приятели). Вон тот.
Эммет Браун. Слушай, а может быть, тебя усыновили?


Голди Уилсон. Я буду мэром! Я стану самым влиятельным человеком в Хилл-Вэлли! И я очищу этот город.
Лу (бросая Голди швабру). Хорошо. Можешь пока начать с этого пола. 

Эммет Браун (скептически реагируя на объяснения Марти). Тогда скажи мне, мальчик из будущего, кто президент Соединенных Штатов в 1985 году?
Марти Макфлай. Рональд Рейган.
Эммет Браун. Рональд Рейган? Актер?! А кто тогда вице-президент? Джерри Льюис?

Выбегает из помещения.
Эммет Браун. Полагаю, Джин Уаймен - первая леди!
Марти Макфлай. Эй! Подождите док!
Эммет Браун. А Джек Бенни - Секретарь Казначейства!

Марвин Берри (кричит в телефон за кулисами, когда Марти исполняет на сцене Johnny B. Good). Чак! Чак! Это Марвин, твой кузен Марвин Берри. Ты искал новое звучание? Послушай это!
Протягивает трубку в сторону сцены.

Марти Макфлай. Минутку, док, вы хотите сказать, что моя мать втюрилась в меня?
Эммет Браун. Именно.
Марти Макфлай (в ужасе). Ох, ну вот это клево!..
Эммет Браун. Опять это слово - «клево». У вас там что, в будущем, все рыболовы, что ли?
(вариант Андрея Гаврилова, в оригинале: ''Whoa, this is heavy'' -''There's that word again; heavy. Why are things so heavy in the future? Is there a problem with the earth's gravitational pull?'') 

Марти Макфлай. Почему ты меня все время называешь Келвином?
Лорейн Бейтс. Ну, это же твое имя - Келвин Клайн? Оно у тебя везде на нижнем белье написано.


Марти Макфлай. Нам нужно немного плутония.
Эммет Браун. Наверняка в 1985 году плутоний можно купить в любом магазине за углом, но в 1955 его достать несколько трудно.


«НАЗАД В БУДУЩЕЕ» (Back to the Future)
Режиссер
Роберт Земекис
Авторы сценария Роберт Земекис, Боб Гейл
Оператор Дин Канди
Композитор Алан Сильвестри
Художник Лоуренс G. Полл
В ролях: Майкл J. Фокс, Кристофер Ллойд, Криспин Гловер, Лиа Томпсон, Томас F. Уилсон
Universal Pictures, Amblin Entertainment
США, 1985

Фото: «Назад в будущее», кадры
Блогпост № 17 - 22/05/10

Наше кино про нашу войну


День 9 мая всегда был веским поводом в очередной раз обратиться к военному кинематографу, пересмотреть что-то из лучших лент о войне. Причем кино не просто о войне, а кино о нашей войне и нашей Победе. А уж отпразднованный на днях 65-летний юбилей Великой Победы – двойная причина поднять военную тему. Не стану при этом касаться главного сегодня в этой связи кинособытия – состоявшейся премьеры продолжения «Утомленных солнцем», которое Никита Михалков, художник прекрасный в недавнем прошлом и весьма неоднозначный нынче, специально приурочил к юбилею. О михалковском эпосе «Кино-в-себе» еще рассчитывает поговорить – после выхода третьего фильма цикла. Сейчас же блог обращается к киноклассике, посвященной Великой Отечественной, которая оказала на его автора громадное влияние. Да и в общем с фильмами о войне связаны многие из моих наиболее сильных экранных впечатлений.
Корни всего этого лежат в глубоком детстве, когда я играл со сверстниками в войнушку во дворе и со всех ног несся к телевизору, когда показывали монументального «Александра Невского» Эйзенштейна, «истерны» про гражданскую войну или агитбоевики типа «Одиночного плавания». А самыми завораживающими, конечно же, были образы Великой Отечественной, той самой войны. В школьном возрасте любой фильм на материале этой войны – батальный фильм, прежде всего – смотрелся с невероятным упоением. Заново открыть войну на экране довелось уже позже, и это открытие совпало с моим осознанным знакомством с настоящим кино: отправной точкой стал великий фильм Михаила Калатозова «Летят журавли». Это было невероятное потрясение, о котором стоит говорить отдельно, и я это, опять же, еще обязательно сделаю.
А пост к нынешнему Дню Победы представляет собой сколь вольно, столь и уважительно и кропотливо составленный набор цитат известных кинематографистов, которые не понаслышке знакомы с темой войны и способами ее отражения в кино. Высказывания позаимствованы из опубликованного журналом «Киноведческие записки» круглого стола, который был проведен на фестивале архивного кино «Белые Столбы», и намеренно «смонтированы» так, чтобы создавалась иллюзия одной общей беседы (на самом деле там люди отвечали на вопросы анкеты). Приведенные здесь суждения, оценки и  размышления датированы 2005 годом, когда отмечался прошлый юбилей Победы. Но, разумеется, в актуальности и фундаментальности они ничуть не потеряли, нося, по большому счету, вневременной характер

Иван Дыховичный, режиссер/продюсер. К сожалению, военная тема в нашем искусстве – одна из самых главных. Мы не умеем так говорить о мирной жизни, как умеем рассказывать о войне. Она сильный катализатор для концентрации и проявления человеческих эмоций. Перед лицом смерти человек предельно раскрывается, пытаясь понять, зачем живет, чему служит.
Эфраим Севела, писатель/сценарист. Война дает острый, жестокий материал, в котором кипят человеческие страсти, герои проявляются максимально, возникает настоящая драматургия.
Юрий Кара, режиссер. Зрители, особенно молодые, должны понять, что победа далась нам с большим трудом, и, если бы не она, то мы бы не пиво сейчас баварское пили, как некоторые думают, а по плану Гитлера были бы просто уничтожены вместе с евреями, Москву же он собирался затопить. Нельзя забывать об этом, отдавая дань памяти погибшим.
Марк Осепьян, оператор. Ни в одном советском фильме о войне не прозвучало, что война бессмысленна, что надо не воевать, а сдаваться противнику. Герой в них не может избежать испытаний, причем он должен не только выжить, но и победить. Нравственно победить и остаться человеком. В этом особое достоинство наших военных картин.
Дмитрий Месхиев, режиссер. Вообще, военный фильм должен быть не только про танки, пушки и самолеты, но и про людей. Это важно... Но в детстве я и «Освобождение» смотрел с большим удовольствием, впрочем, скажу честно – став взрослым, я не изменил о нем мнения. Это кино как раз про танки, пушки и самолеты, но в нем тоже было много интересных вещей, и то, что все в фильме однозначно, правильно. Действительно, мы ведь освободили Европу, и ничего дурного нет в том, что об этом сняли такое грандиозное кино. 
Павел Чухрай, режиссер. Что интересно, при всех достоинствах Озерова (а он сам воевал), я не верю в ту войну, которую он показывает на экране, а Герман, знающий о ней понаслышке, рассказывает о ней так, что я смотрю на экран, открыв рот, понимая, что вот это – правда, вот настоящий реализм. Так войну до него никто не снимал. Как ему это удается? Что у него за интуиция? Он гений, что и говорить.
Константин Лопушанский, режиссер. Конечно, Герман – знаковая фигура и для военного фильма, и для всего нашего кинематографа. Для того же Тарковского в «Ивановом детстве», как мне кажется, важнее было само обращение к эпохе, дальше его стало интересовать другое, а для Германа «20 дней без войны» определили все его творчество. Через несколько лет я посмотрел «Проверку на дорогах», и она тоже произвела большое впечатление, опять создавалось ощущение, что ты живешь «внутри» фильма.
Сергей Говорухин, режиссер-документалист. Для меня как кинематографиста все это очень важно, я твердо знаю – если ты соврешь хотя бы однажды, в дальнейшем тебе уже никогда не поверят. Герман этого правила – не врать – придерживался всегда. И до сих пор «20 дней без войны» остаются для меня идеалом, не только в военном кино, но и вообще в кинематографе как таковом.
Алексей Герман, режиссер. На меня вообще военные фильмы оказали колоссальное влияние. Я в них жил. Настоящее военное кино очень люблю, и ненавижу фальшак. Сам я в первую очередь стремлюсь в будущей картине ощутить запах, добиться запаха подворотен, сырых дров в ленинградских квартирах… Для меня наивысший комплимент, когда пишут, что мои фильмы пахнут. 
С. Говорухин. Война в лучших фильмах о Великой Отечественной была прожита их авторами, не обязательно в прямом смысле, но всегда прочувствована, пропущена через себя – ведь, как ни странно, лучшие картины были сняты не ветеранами, а детьми войны. Они не воевали сами, но жили в той атмосфере, впитали ее в себя с молоком матери.
Д. Месхиев. Мы все воспитаны на военных фильмах, и все в детстве, посмотрев новый фильм, бежали во двор и играли в войну. От этого нам никуда не деться.
П. Чухрай. Трудно найти в нашем кино другую тему, в которой кинематографисты добивались бы таких же больших успехов.
Андрей Эшпай, режиссер. Именно военные фильмы стали не только вершиной нашего кинематографа, но заслуженно получили и мировую известность. Причем все лучшие фильмы о войне говорят не только о ней, война выводит их сюжеты на иной уровень, апеллируя к мифу и раскрывая при этом человеческую индивидуальность.
Сергей Соловьев, режиссер/продюсер. Да что говорить, военная тема – редкая щель в нашей истории и в нашей жизни, где абсолютно нефальшивое событие вызывает в ответ нефальшивый человеческий и художественный отклик.
Ираклий Квирикадзе, сценарист/режиссер. Из военных картин самое большое впечатление на меня произвела «Баллада о солдате», я ее видел многократно. Очень человеческая, трогательная, чувственная история, тема войны раскрыта с совершенно необычной стороны – как частная драма... Из маленьких микроновелл создается огромный мир с переплетением человеческих судеб и человеческих отношений. То же самое «Летят журавли». Вроде бы они о войне, и в то же время не совсем – там разыгрываются человеческие судьбы, разыгрывается трагедия человека, над которым повис топор войны. И при этом как всё сделано! 
И. Дыховичный. Чем поражала в первую очередь «Баллада о солдате» или «Летят журавли»? Не своими достоинствами, а отсутствием лжи. И зрители это чувствовали и ценили.
К. Лопушанский. Была еще масса военных фильмов, начиная c «Судьбы человека», которые тоже вызывали активное сопереживание.
М. Осепьян. На студии имени Горького сделали «Дом, в котором я живу», на «Ленфильме» – «Солдаты»... Лариса Шепитько сняла «Восхождение», Элем Климов – «Иди и смотри». Уже на излете советской власти вышли грандиозные «Торпедоносцы» Арановича.
С. Говорухин. Да много хороших фильмов было, потому что, как писатели XIX века «выросли» из гоголевской «Шинели», так мое поколение «выросло» из Великой отечественной войны. Она задала для нас направление в жизни. Со временем многие детские и юношеские впечатления стерлись, но все, связанное с Отечественной войной, сохранилось в неприкосновенности.
Ю. Кара. Военные фильмы смотреть будут всегда. День Победы – великий и самый любимый наш праздник.
Фото: 1) «Летят журавли», реж. Михаил Калатозов; 2) «Баллада о солдате, реж. Григорий Чухрай; 3) «20 дней без войны», реж. Алексей Герман; 4) «Проверка на дорогах», реж. Алексей Герман; 5) «Иди и смотри», реж. Элем Климов 
Блогпост №16 - 13/05/10

Фильм месяца: апрель


Апрельский выбор издания Sight & Sound, фильм бельгийца Йохана Гримонпре «Замедленная реакция» посвящен легендарному Альфреду Хичкоку. Но в сердцевине фильма оказывается не столько сам старина Хич, сколько его отражения, «обратная сторона», порожденные его имиджем смысловые и визуальные фантомы. Остроумно микшируя кусочки архивных кино- и телематериалов, Гримонпре создает неожиданный образ Хичкока, который не разрушает ауры личности и творчества мастера, а усиливает ощущение их неповторимости и самодостаточности. Загадка гения продолжает волновать и вдохновлять многих кинематографистов, но подступиться к ней под таким углом зрения – виртуозно играя с мифом, разбирая его и складывая в новый миф – кажется, еще никто не пробовал. Анализируемый Джонатаном Ромни (и представленный здесь в моей обработке этого текста) европейский проект о Хичкоке выворачивает наизнанку субжанр mockumentary и, несомненно, является продуктом узкого потребления. Тем любопытнее познакомиться с подобного рода экспериментом
 
Как знают все поклонники Хичкока, макгаффин [1] есть «объект желания» в нарративе, вещь, за которой все гоняются, но которая в действительности не имеет функции кроме как придать сюжету характер свершившегося. Хичкок давал такое определение макгаффину в знаменитом анекдоте. Человек в поезде спрашивает у другого пассажира о загадочном предмете, находящемся в багажном отделении. Тот объясняет, что там – макгаффин, используемый для охоты на львов в Адирондаке [2]. Но в Адирондаке не водятся львы, замечает его собеседник. На что получает невозмутимый ответ: «Тогда там не макгаффин».
В фильме «Замедленная реакция» Альфред Хичкок сам по себе и есть макгаффин – многогранная, ускользающая загадка, вокруг которой вращается экстраординарная монтажная игра Йохана Гримонпре. Хичкоковский мотив дубликации лег в основу фильма-гибрида бельгийского режиссера, арт-деятеля и академика, ранее разрабатывавшего эту тему в коротком метре – исследовании двойников Хичкока «В поисках Альфреда» (2004). В своем новом фильме Гримонпре вновь ведет двойную игру: он чрезвычайно серьезен в своем анализе политики, фобий и медиа, но также остроумно развлекает, отвечая Хичкоку с теми же легкостью и озорством, которые были присущи мастеру.
Несколько линий фильма обозначены тематикой двойственности. В мини-истории об отношениях России и Америки Гримонпре следит за противостоящими близнецами-гигантами с ранних лет космического соперничества, сквозь Карибский кризис к рейгановской программе «звездных войн». Ключевой момент – телезапись 1959 года, на которой запечатлены советский генсек Никита Хрущев и вице-президент Ричард Никсон, так называемый «разговор на кухне» (он состоялся в имитирующем кухню помещении на международной выставке в Москве). Когда Никсон заявляет, что чудо телевидения дает Америке технологическое преимущество над СССР, лысый, кургузый шоумен Хрущев (двойник Хичкока, несомненно) парирует, бойко и напыщенно усмехаясь. Американец лишь беспомощно улыбается, когда Хрущев показывает, кто здесь на самом деле мастер телевидения.
Другая линия исследует карьеру Хичкока в качестве телевизионного клоуна – и виртуоза прайм-тайма, и его насмешника. Комические предисловия режиссера к его американскому сериалу «Альфред Хичкок представляет» подтверждают то, что он полностью владеет темой и в то же время высмеивает ее. Англичанин за границей, в одночасье оказавшийся в чуждом Голливуде, Хичкок находился в идеальном положении – с дипломатической неприкосновенностью культурного полпреда – для того, чтобы в сатирических тонах говорить об Америке и ее медиасреде. Oн особенно едок в отношении рекламы, к вящему ужасу своих спонсоров. Рекламные паузы он характеризовал как врага саспенса, предупреждая своих зрителей, что они созданы для «недопущения того, чтобы история слишком вас увлекла». В свое привлекательно выстроенное мозаичное повествование Гримонпре включает серию рекламных отбивок из коммерческих ретророликов о растворимом кофе Folgers, в которых американская домохозяйка сталкивается с угрозой – муж уйдет от нее, если она не обеспечит его приличным кофе.
Удивительно, что клоунада Хичкока не подрывает его репутации мрачного психолога и мастера устрашения: эта гомеопатическая доза веселящей микстуры только укрепляет его авторитет. Так же, как и в случае с Хрущевым, который чем больше валяет дурака, тем больше нагоняет страха на Америку.
Скомбинированные Гримонпре хичкоковские телешутки обнажают поразительную увлеченность дублированием, ошибочным или утраченным опознанием – темами, которые повторяются в фильмах Хичкока. Одна из программ представлена режиссером, нарочито неправдоподобно выдающего себя и за собственного брата, и за хичкоковскую марионетку, ниточки которой он дергает. В другом эпизоде он был допрошен полицией и протестует: «Минутку, сэр, вы взяли «Не Того Человека» [4]. И наоборот, в другом скетче, он притворяется сумасшедшим, потому что настаивает на том, что он – Хичкок. «Да, да, конечно, все хичкоки», – говорит его конвоир.
Между тем, история и есть двойник хичкоковского кино: холодная война была затянутым саспенс-нарративом с апофеозом в виде Карибского кризиса. Фильм Гримонпре подтверждает классическую теорию, что кино, в особенности голливудское, которое проговаривает фобии Америки, наиболее красноречиво, когда оно прибегает к метафорике, как это было с фильмами о вторжении захватчиков из космоса или в знаменитых «Птицах» 1963 года. Когда же Хичкок обращается к теме холодной войны напрямую, в частности, в подзабытой ленте «Топаз» (1969), результаты лишены большого резонанса.
«Замедленная реакция» остроумно разворачивается в своих монтажных ретро-номерах, напоминая архивный коллаж «Атомного кафе» – документального фильма 1982 года об истерии по поводу применения водородной бомбы. Намеренно зловещим контрапунктом здесь – введенный закадровый текст, в котором Хичкок (чей голос имитирует актер Марк Перри) сообщает о своей встрече в 1962 году с самим собой из будущего. Эта жуткая «допельгангерская» история в традициях Гофмана и Достоевского была адаптирована британским писателем Томом Маккарти, переработавшим сюжет Хорхе Луиса Борхеса (ещё одного «двойника» Хичкока – оба родились в 1899 году). Данный эпизод иллюстрирован нарезкой кадров, в которых мы видим шляпы, делающие Хичкока «двойником» другого изощренно-респектабельного культурного диверсанта – Рене Магритта [5].
Фильм заканчивается отрывками знаменитой фантазмической речи Дональда Рамсфелда на тему «известных известных», «известных неизвестных» и «неизвестных неизвестных» [6]. Макгаффин, вероятно, есть «известное неизвестное»: пока никто в рамках сюжета не знает точно, что же это, каждый исходит из предположения, что это существует. Что может быть более «макгаффинским», чем неуловимое «оружие массового поражения» Саддама? В интервью Гримонпре говорил о «политике аналогов» – что можно понимать как стиль политической деятельности, основанный на пафосе гипотез, например начало войны в Ираке в ситуации якобы неоспоримости наличия там ОМП. Нарратив по-хичкоковски научил мир искусству параноидальной подозрительности; мы сейчас с такой подозрительностью и недоверием смотрим кино или новости по ТВ, что все стали «немного Хичкоками». Впрочем, та же иракская военная кампания, став реальностью, возможно, намекает на то, что этот мир оказался недостаточно недоверчивым, недостаточно хичкокианским.

Джонатан Ромни, Sight & Sound

«ЗАМЕДЛЕННАЯ РЕАКЦИЯ» (Double Take)
Режиссер
Йохан Гримонпре
Автор сценария Йохан Гримонпре (идея Тома Маккарти)
Монтаж Дитер Дипендэле, Тайлер Хабби
В ролях: Рон Берредж, Марк Перри, Дельфин Бафор
Zap-O-Matik, Nikovantastic Film, Volya Films
Бельгия/Германия/Нидерланды, 2009

Примечания перев.
1. Макгаффин – широко используемый в западной теории кино термин Хичкока, которым он определял некий сюжетный элемент либо ситуацию, управляющие логикой развития сюжета или сосредотачивающие на себе зрительское внимание. Макгаффин может предъявляться сразу (вплоть до ввода его в название картины – «Мальтийский сокол», «Планета обезьян», «Бриллиантовая рука»), либо в традициях чеховского «ружья на стене» находиться в тени и приберегаться для развязки. После выполнения своей функции макгаффин может быть проигнорирован, как, например, сам Хичкок с легкостью уводил внимание с украденных 40 000 долларов в своем знаменитом «Психо» или Шьямалан срывал мистическую оболочку сюжета в фильме «Таинственный лес». Часто воплощается в каком-нибудь конкретном предмете («Не важно, что это за вещь, главное, что все хотят ею обладать», – говаривал Хичкок), но может быть и чем-то нематериальным. В качестве примеров макгаффина можно привести интергалактическую черную плиту из кубриковской «Космической одиссеи»; затерянную Комнату, исполняющую желания в «Сталкере» Тарковского; каждый из разыскиваемых Индианой Джонсом археологических артефактов; коварного пришельца, мимикрирующего под членов команды полярников из «Нечто» Джона Карпентера; архиважный секретный чемоданчик, за которым в «Ронине» Джона Франкенхаймера гоняются герои-агенты; финальный сюжетный выверт «Шестого чувства» того же Шьямалана, переворачивающий смысл фильма с ног на голову; минерал унобтаний, за которым с Земли на Пандору прибыла военно-промышленная экспедиция камероновского «Аватара». Неуловимость, ускользающая суть, привлекающее или пугающее «нечто», нередко превращающееся в тривиальное «ничто» – вот свойства макгаффина.
2. Адирондак – горная цепь в США.
3. Сюда так и хочется ввернуть понятие «допельгангер», отсылающее к жутким представлениям о двойниках, Зазеркалье, подменах, суррогатах и прочих прелестях, ярко репрезентированных в эпохальных постановках вроде хичкоковкого «Головокружения», «Вторжения похитителей тел» (прежде всего оригинальной версии Дона Сигела 1956 года) или в «Твин Пиксе» Дэвида Линча. От такого соблазна по мере изложения своих мыслей не удержался и автор статьи.
4. «Не тот человек» (1956) – фильм Хичкока, пронзительный юридический триллер
с Генри Фондой в главной роли.
5. Рене Магритт (1898
–1967) – бельгийский художник-сюрреалист.
6. В 2003 году на одной из пресс-конференций, затрагивавших вопрос наличия в Ираке оружия массового поражения, тогдашний миноборны США Рамсфелд описал проблему языком, который позабавил философов и логических аналитиков, но ввел в замешательство обычную публику: «К сообщениям, в которых говорится о том, что чего-то не произошло, я всегда отношусь с особым интересом. Как мы все знаем, есть известное известное – вещи, о которых мы знаем, что мы о них знаем. Мы также знаем, что существует известное неизвестное – вещи, о которых мы знаем, что мы о них не знаем. Но кроме этого существует и неизвестное неизвестное – вещи, о которых мы не знаем, что мы о них не знаем».

Фото: «Замедленная реакция», кадры
Трейлер фильма
Блогпост №15 - 06/05/10 

Двойная экспозиция


Хочется попробовать такой вот эксперимент. Не знаю, что из этого получится, но ввожу сюда новую категорию текстов, каждый из которых будет основываться на сопоставлении и разборе какой-либо пары фильмов. Иными словами, небольшой спаренный ракурс: две определенные киноленты, объединенные по каким угодно признакам в своеобразный смысловой, тематический, стилистический или еще какой блок, будут затрагиваться «Кино-в-себе» в рамках его «Двойной экспозиции» (решил остановиться на этом варианте названия серии, предпочтя его рассматривавшимся «Двойному сеансу», «Парному разряду» и прочим). И как бы вдогонку за юбилеем вождя мирового пролетариата, разгоняю рубрику внедрением в один контекст «Ленина в 1918 году» Михаила Ромма (1937) и «Тельца» Александра Сокурова (2001), которые дают диаметрально различные трактовки личности Ленина

«В 1937–1940 годах развитие историко-революционного жанра привело советское кино к великой творческой победе – созданию образа В. И. Ленина», – писал видный советский кинокритик Ростислав Юренев в своей книге «Чудесное окно», развернутой монографии по истории кинематографа. «Великая творческая победа» была закономерна, поскольку с приходом звука в кино и триумфальным появлением на экране галереи революционных героев (кульминацией стал Чапаев братьев Васильевых) пора было канонизировать вождя средствами, по его же определению, «важнейшего из искусств». На закате немого кино, в 1927 году, Сергей Эйзенштейн впервые изобразил Ленина в картине «Октябрь», но этобыла только преамбула к широкомасштабной лениниане в культуре соцреализма. И вот в предвоенный период выходят программные для данного направления работы – «Ленин в Октябре» начинающего кинематографиста Михаила Ромма и «Человек с ружьем» Сергея Юткевича. В первой роль Ленина исполнил Борис Щукин, во второй – Максим Штраух.
Между этими постановками, осуществленными с благословления (а может, и попустительства [1]) Сталина, Ромм снял «Ленина в 1918 году». Фильм закрывал дилогию, начатую режиссером упомянутой картиной «Ленин в Октябре», в которой портрет Ильича написан на фоне революционных событий. «Сиквел» изображает трудный период удержания большевиками власти, напряженную деятельность Ленина, покушение на него Фанни Каплан и оставляет открытый оптимистический финал. На дворе стояло страшное время – страна медленно, садомазохистски варилась в котле развязанного Сталиным Большого террора. И, конечно, фильм находился в смысловом русле проводимой политики, обслуживая ее интересы. Пример «Ленина в 1918 году» легко убеждает в том, что идеологический потенциал киноискусства огромен, и чем более талантлив фильм, тем более сильное манипулятивное воздействие он способен оказывать на массовую аудиторию.
Так и фильм Ромма способствовал формированию в общественном сознании «нужных» социалистической системе представлений о роли личности в истории, о всемирном значении октябрьской революции, о вождях с человеческим лицом и т. п. Ведь с точки зрения кино это хорошая работа: цельная режиссура Михаила Ромма, яркие и живые образы революционных деятелей и их врагов, горячая идейная заряженность картины, ясная драматургия и грамотность построения других фильмических компонентов.  В общем, несмотря на плакатность содержания, фильм стал народным хитом. Однако это сейчас, с высоты преодоленного 80-летнего коллективного опыта, легко судить авторов и обвинять их в политических грехах [2].
Сокуровский «Телец», снятый через 60 с лишним лет после фильма Ромма, народным хитом стать не мог по определению – совсем другое время, совсем другая аудитория, совсем другой смысл, совсем другой стиль. Лениниана давно стала полной архаикой, либо брезгливо отброшенной, либо пародируемой – гуд бай, Ленин. Сокуров, любимец узкой интеллигенции, наследник Тарковского, брался за разработку образа в других координатах. Так что Ленин в исполнении Леонида Мозгового предстает у него не энергичным реформатором с романтической аурой, не антропоморфным богом, спустившимся с Олимпа. И не тем приземленно-обаятельным, принимающим ходоков и заразительно смеющимся Ильичом, которого образцово нарисовали Ромм и Щукин. Ленин в «Тельце» – доживающий последние дни беспомощный (и физически, и морально, и, кажется, даже интеллектуально), отталкивающий старик. Эпитет «немощь, мечтающая о мощи», примененная Львом Аннинским в отношении атмосферы предыдущего сокуровского фильма – «Молох» – годится и здесь.
История, рассказанная Сокуровым, формально лишена эпического измерения [3], свойственного типовым произведениям соцреализма на эту тему. Действие ограничено пределами дачи в Горках (там и снималось кино), видами которой в союзные времена так любили иллюстрировать пасторальные зарисовки из жития вождя, впариваемые молодым поколениям. У Сокурова подернутые легким туманом снимки, на которых Ленин мирно возлежал в шезлонге рядом с Крупской, позировал вместе с навещавшим его Сталиным или мирно прогуливался по окрестностям, словно бы ожили. Ожили и показали зазеркальную, очищенную от пропагандистской риторики, сторону той эпохи – настоящее лицо и состояние Ильича, разлитое вокруг настроение тоски и безысходности, отдаленный угрожающий грохот приближающихся жерновов сталинизма.
Угасание, разложение, живая мертвечина – один из главных мотивов «Тельца». Большей частью персонажи фильма и их окружение выглядят не как люди, а как метафизические сущности, пребывающие в загробном мире. Кино, написанное Юрием Арабовым и снятое Сокуровым (режиссер сам является оператором фильма), исполнено экзистенциальной перспективы. В болезненной замкнутости последнего земного пристанища Ленина, его дачи-тюрьмы (впрочем, нет, в своем последнем пристанище он до сих пор пребывает в одном из сооружений Красной площади) различные ретродетали и просто бытовые подробности, такие трепетные и живые, скажем, у Алексея Германа, здесь приобретают какой-то зловещий кафкианский характер. Сам главный герой, монстр, отравленный властью, умирающий без нее и ничего не способный изменить, поскольку его время решительно миновало, жалок и страшен одновременно. Не на таких образах Ленина воспитывался Сокуров, но именно таким он увидел его и предлагает помотреть на него нам.
Жизнь и деятельность Ленина оказала громадное влияние мировые процессы ХХ века. И в 140-летие со дня рождения коммунистического идола уместно ещё раз вспомнить о том, что как сказал Сокуров, «похоронят его или оставят ещё на долгие времена – уже никуда от него не деться». Конечно, кинематограф игнорировать столь крупную историческую фигуру не мог, и выдал в течение своего развития ряд разных трактовок характера. И одна из первых трактовок – «Ленин в 1918 году» Ромма, и одна из последних – «Телец» Сокурова, несмотря на искажение исторической правды в первом случае и усложенность высказывания во втором, получились художественно выразительными и, как ни банально звучит, ярко отображают представления своего времени.

Примечания.
1. Интересно, что Сталин фигурировал в обоих фильмах дилогии Ромма как важная фигура (по сути, он скрыто доминировал в них), но после развенчания культа личности был старательно оттуда «изъят».
2. Григорий Чухрай говорил: «В то время когда другие забились в угол и молчали, Ромм решил противопоставить Сталину Ленина. Не исторического Ленина, а такого, который жил тогда в сознании народа. Такое противопоставление считалось величайшей крамолой и каралось расстрелом. А Ромм отважился. {...} Это было подобно разрыву бомбы. Зрители поняли Ромма».
3. Формально-то «Телец» – компактное и камерное кино, но размах обобщений в нем широк, особенно если рассматривать их в канве монументальной сокуровской трилогии о власти (снята пока трилогия, но вроде задумана тетралогия). Цикл включает «Молох» (Гитлера там сыграл тот же Леонид Мозговой) и японоязычное «Солнце», а «Телец» расположен между этими картинами.


Фото (кадры из фильмов): 1) «Ленин в 1918 году», реж. Михаил Ромм; 2) «Телец», реж. Александр Сокуров
Блогпост № 14 - 29/04/10

Фильм месяца: март

Азиатский кинематограф с завидной регулярностью становится предметом записей «Кино-в-себе». Коснувшись казахстанского и японского кино, блог доходит до корейского – в разделе «Фильм месяца». Как и в предыдущий раз, когда предпочтение было отдано кинодраме «Пешком-пешком» (недавно наткнулся на еще один вариант перевода названия – «Вместе мы идем, вместе мы идем», хорошо передающий атмосферу песенки, строка из которой дала название фильму Корэ-Эды) в марте фильмом месяца издание Sight & Sound объявило дальневосточную картину. Автор Тони Рейнс в своей рецензии признал полноценный сценарно-режиссерский дебют актера Ян Ик-чжуна «Изгои» (в другом варианте – «Выдохшийся») замечательной работой, обличающей насилие в корейском обществе. Ход, к которому прибегает Ян, неожидан мотором фильма становятся дружеские отношения между брутальным собирателем долгов и школьницей. Оригинальный текст изобилует спойлерами, которые я в своей адаптации постарался по мере возможности обойти

«Изгои», как и полагается круто сваренным [1] историям с моральным перевоплощением героев, бьют прямо в лоб. В фокусе фильма порочный круг насилия, которым заражена жизнь рабочего класса Кореи. Замечательный дебют Ян Ик-чжуна – кино безусловно жесткое, но при этом и удивительно теплое. Эту теплоту излучает странноватая центральная парочка фильма, жертвы семейной жестокости – озлобленный Ким Сан-хун (сыгранный самим режиссером) и школьница Хан Ён-хи (Ким Ко-би). По сути, Ян искусно воспроизводит фишку, придуманную Ховардом Хоуксом для Богарта и Бэколл [2]: он берет «самого дерзкого мужчину экрана», чтобы схлестнуть его с еще более дерзкой дамой. Наблюдать за этим процессом, превосходно сыгранным, – сплошное удовольствие.
«Изгои» исследуют влияние насилия на лиц обеих полов и всех возрастов. Взаимоотношения же главных героев получают импульс после пощечины Ён-хи, которую она отвешивает Сан-хуну за его случайный плевок на ее школьную униформу. Он, конечно, бьет ее в ответ, но все это потому что оба они говорят на языке рефлекторной агрессии, которая и делает возможным их причудливую дружбу. Фильм слишком хорош, чтобы изображать их связь как любовную (секса в фильме нет, несмотря на то, что Ён-хи так и подмывает объявить Сан-хуна своим бойфрендом). Их проникнутая иронией и взаимными выпадами дружба, которая и придает дыхание эмоциональной составляющей фильма, спасает обоих от невыносимости существования.
Коллизии, показанные в фильме, достоверны для киноаудитории Кореи и с социальной, и с психологической точек зрения, но большая заслуга Яна заключается и в том, что радикализм, присутствующий в картине, должным образом воспринимается и некорейским зрителем. Ян подает его, выдвигая на первый план актерское исполнение: множество крупных планов, композиция в большей степени функциональна, нежели экспрессивна [3], операторская работа выстроена так, что в экстремальные моменты камера выхватывает только предшествующие жестокости вспышки (большинство актов насилия происходят за кадром), монтаж их намеренно смазан. Подобная «небрежная» эстетика действовала безотказно в лучших ранних короткометражках Ян Ик-чжуна вроде Always Behind You (Baraman Bonda, 2005), в которой он играет брутального фотографа, не способного выразить свои чувства к обучаемой им девушке. Актерское исполнение здесь также было главенствующим элементом. Несомненно, что Ян, на счету которого ряд второстепенных ролей в коммерческом кино, сам играет в своих фильмах потому, что его роли энергетически подпитывает его внешняя моложавость, но он крайне далек от нарциссизма и очень чуток по отношению к снимающимся у него актерам.
«Изгои» могут быть рассмотрены как вклад в актуальный цикл корейских фильмов, озабоченных проблемой переосмысления мужской идентичности – феномена, интересно разобранного Ким Кюн-хюном в его книге 2004 года «Ремаскулинизация в корейском кинематографе». Но не менее интересно то, что фильм – обладатель награды МКФ в Пусане – появился в то время, когда корейское кино переживало один из своих критических моментов, случающихся каждые два года. Индустриальный мыльный пузырь лопнул, кассовые сборы сократились, спад киноэкспорта достиг тревожных показателей [4]. «Изгои», между тем, были неуслышанным предупреждением.
Ян сделал свой фильм как независимый режиссер, с небольшим бюджетом, сформированным во многом за счет гранта Фонда азиатского кино Пусанского МКФ. Картина вышла в точности, как он ее задумывал, без компромиссов, и для дистрибуции была приобретена мейджором Showbox. Фильм привлек внимание 130-тысячной аудитории в Корее – внушительная цифра для независимого кино без звездных имен – и был отмечен по меньшей мере 14 международными призами и получил прокат во Франции, Японии, Северной Америке и других регионах.
Все это говорит о том, что Яну удалось то же самое, что сделали другие его соотечественники-кинематографисты в середине 90-х, когда корейское кино выстрелило впервые: он берется за небезразличную для себя тему, укладывает ее в рамки внятного повествования и снимает ее с энергетикой и тщанием Сэма Фуллера. Как итог – заслуженный успех.
Тони Рейнс, Sight & Sound

«ИЗГОИ» (Ddongpari)
Автор сценария и режиссер Ян Ик-чжун
Оператор Юн Чжон-хо
Музыка Invisible Fish, Kofic
Художник Хон Цзи
В ролях: Ян Ик-чжун, Ким Ко-би, Чжон Ман-шик, Ким Сан-вон, Ким Сен-бин, Ли Чжин-сук, Ли Сен-ён
CJ-CGV Independent Promotion, Kofic ACF (PIFF), Korean Film Council
Южная Корея, 2009


Прим. перев.
1. Использую термин «круто сваренный» (hard-boiled), несмотря на то, что правильнее было бы просто «крутой». Это устоявшееся словосочетание, применяемое для обозначения хлестких криминальных сюжетов и их отчаянных персонажей – как правило, гангстеров и копов (амплуа, скажем, раннего Такэси Китано). Тут всему виной почитаемый автором блога Джон Ву со своим одноименным – в англоязычной версии – фильмом. «Круто сваренные» (1992), закрывшие гонконгский период биографии Ву и ставшие поэтической вершиной жанра, в русскоязычном варианте еще кем-то из пиратов (подозреваю почему-то Живова) были переведены буквально – «круто сваренные». И чудненько, ведь прижилось.
2. Речь идет о классической американской ленте «Иметь или не иметь» (1944) – экранизированном Ховардом Хоуксом произведении Эрнеста Хемингуэя, в котором в заглавных ролях заняты Хамфри Богарт и Лорен Бэколл. «Мы попробуем сделать интересную вещь, – говорил Хоукс Богарту, показывая ему сценарий. – Ты будешь самым дерзким мужиком на экране, а девушку я намерен сделать чуть-чуть дерзче, чем ты».
3. Тут, надо понимать, британский критик имел в виду, что режиссер не стремился к дополнительной выразительности декора и деталей в кадре (то есть драматической активности антуража), генерируя экспрессию, почти как в театре, сугубо посредством актерской игры.
4.
«В современной Южной Корее киноискусство находится в опасности. Мы проиграли борьбу против соглашений о свободном обмене с США. Защищавшая нас прежде политика квот значительно урезана. Таким образом, нас все активнее теснит суперпродукция Голливуда, а наши картины делают все меньше сборов. Это значит, что следует быть бдительным не только на съемочной площадке, но вне нее», так недавно описал данную ситуацию известный автор Oldboy и прочих фестивальных хитов Пак Чхан-ук.

Фото: «Изгои», постер и кадр

Трейлер фильма

Блогпост № 13 - 16/04/10

Общественный приговор

Открыв в январе текстом о джармушевском «Мертвеце» что-то наподобие рубрики, посвященной юбилеям хороших фильмов, более двух месяцев не продолжал эту линию, хотя именно она представляла собой опорный пункт при планировании структуры «Кино-в-себе». Компенсируя это упущение, сегодня вспоминаю о 50-летии «Сладкой жизни» Федерико Феллини, на очереди – другие картины, отмечающие круглую дату

Ровно полвека назад Федерико Феллини снял свой самый, пожалуй, острый, социальный и беспощадный фильм – «Сладкая жизнь». На тот период, когда выходила эта картина, позади у итальянского мэтра были опыты на почве неореализма, нащупывание своего пути в кино и освещенные светом христианского прощения «Ночи Кабирии», впереди – «8 1/2» как выход к новым творческим горизонтам и дальнейшее углубление в личные рефлексии, попахивающие эскапизмом, сопровождавшиеся трансформацией его режиссерского статуса от уровня энергичного молодого классика к рангу священной коровы мирового экрана. И, выходит, что «Сладкая жизнь» является своего рода пиком его кинематографической биографии. Или, по меньшей мере, заслуживает права считаться кульминацией. 
Марчелло Мастроянни исполняет главную роль журналиста, которого так и зовут – Марчелло. Он находится в калейдоскопе светских событий (не случайно российский парафраз «Сладкой жизни», снятый Филиппом Янковским, называется «В движении»), вращается в эпицентре деятельности римской богемы, контактирует с «золотой молодежью», крупными и малыми персонами римских медиа и арт-бомонда. Единственный не вписывающийся в данную тусовку персонаж – священник Штайнер – оказывается самым трагическим из действующих лиц. Религиозная тема мощно звучит в фильме (помимо образа Штайнера, это программно открывающие картину кадры с транспортируемой на вертолете статуей Христа, а также длинная сцена массового паломничества к чудотворной статуе Богородицы). Налицо картина крушения католической этики, традиционных ценностей, во многом составлявших основу мировоззрения итальянского общества, которую начинает подменять нечто совсем иное – идеология сладкой жизни, дольче вита. 
Собственно, задолго до ввода в обиход понятия «гламур» как жизненной стратегии (которая ныне для определенного круга людей есть образ жизни и среда обитания), Феллини смоделировал, препарировал и заклеймил ее сущность. Давая широкую панораму медийно-тусовочной реальности, показывая пустоту и фальшь ее фигурантов, режиссер с предубеждением и подозрением провинциала к столичному блеску диагностирует сладкую жизнь как явление, говорящее о нездоровом развитии личности и общества. Единственное светлое пятно, увиденное Феллини – это появляющаяся в финале девушка, чистое и неиспорченное создание, олицетворяющее надежды на другое будущее, в котором глянцевый абсурд не будет доминировать.
Антибуржуазная критика, используя фильм Феллини, с удовольствием промыла косточки идеологическим врагам, указывая на отчужденность индивида в западном обществе, но одним только приговором социуму «Сладкая жизнь» не определяется. Шедевр Феллини глубже. Это экзистенциальное кино о внутренних метаниях человека, яркий слепок эпохи начала «экономического чуда» в Италии, критическая попытка осмыслить изменчивость реальности и свое отношение к ней. 
Мое знакомство со «Сладкой жизнью» было не совсем обычным: задолго до того, как посмотреть кино, я прочел сценарий. Случилось это во время подготовки к защите дипломной работы, когда я, студент, часами сидел в читальном зале Академии наук. Там я рылся не столько в нужной мне научной литературе, сколько в киноучебниках, очерках о выдающихся мастерах кинематографа, сборниках кинорецензий и журналах о кино, один вид подшивок которых вызывал у меня непроизвольный трепет и досаду, что взять их на дом и изучить нет никакой возможности. Среди этих магических развалов встретилась мне книга 1967 года «Сценарии итальянского кино», включавшая сценарии фильмов Моничелли, Пазолини, Дзаваттини. Была там и драматургическая основа «Сладкой жизни», сопровожденая несколькими кадрами из фильма. Так в несколько подходов я прочитал фильм, и это был для меня первый изученный сценарий вообще. При этом лента много позднее не смотрелась как экранизация знакомой пьесы, ведь исходящее от нее волшебство феллиниевской киногении захватывает вне зависимости от того, знакомы тебе сюжет и суть истории или нет.
Одна из ключевых работ Феллини, «Сладкая жизнь» удостоилась «Золотой пальмовой ветви» в Канне и сделала приличные кассовые сборы, то есть заслужила признание как критики, так и зрителей. Кажется, такое было возможно лишь в 60-е – проблемное произведение авторского кино пользуется успехом у самой широкой аудитории. Но фильм велик не только и не столько этим, а тем еще, что, будучи актуальным, свежим и полным энергии полвека назад, с блеском прошел проверку временем и остался актуальным, свежим и  полным энергии и сегодня. 

«СЛАДКАЯ ЖИЗНЬ» (La dolce vita)
Режиссер Федерико Феллини
Авторы сценария: Федерико Феллини, Эннио Флайано, Туллио Пинелли, Брунелло Ронди, Пьер Паоло Пазолини
Оператор Отелло Мартелли
Композитор Нино Рота
Художник Пьеро Герарди
В ролях: Марчелло Мастроянни, Анук Эме, Анита Экберг, Ивонн Фюрно, Магали Ноэль, Аннибале Нинки, Ален Кюни, Вальтер Сантессо
Riama Film, Gray-Film, Path
é Consortium Cinéma
Италия/Франция, 1960


Фото: «Сладкая жизнь», кадры

Блогпост №12 - 04/04/10

Век Куросавы

23 марта исполнилось 100 лет со дня рождения Акиры Куросавы. Большинство его фильмов автор блога в свое время с замиранием сердца пересмотрел на видеокассетах, взятых напрокат в Казахстанско-японском центре развития человеческих ресурсов. Теперь самое время  отдать дань уважения корифею, хотя бы в виде простенького, как статейка из энциклопедии, очерка

История знает не так много фигур, которые так же повлияли бы на развитие киноискусства и оставили такой же след, как это сделал японский классик. Автор «Расёмона», «Жить», «Семи самураев», «Телохранителя», «Додэскадэн» и многих других ярких фильмов, Куросава открыл миру японский кинематограф, в начале 50-х выведя его из состояния своеобразной локальной законсервированности. Огромное число режиссеров-современников Куросавы и кинематографистов последующих поколений от Серджио Леоне и Джорджа Лукаса до Андрея Кончаловского и Уолтера Хилла черпали вдохновение в образности и идейной структуре фильмов Куросавы – самого международного из японских киномастеров и самого японского из международных.
Общеизвестной заслугой Куросавы было то, что он придал новый импульс традиционному для кинематографа Японии кино о самураях, поднял его стандарты и вывел его на высокий международный уровень. Иконографические работы этого направления «Семь самураев» и «Телохранитель» мало того, что сами стали легендарными фильмами, породили легендарные же римейки «Великолепная семерка» и «За пригоршню долларов». Так жанр вестерна 30–50-х годов, повлиявший на Куросаву и его исторические фильмы, преломился через его творчество, которое оказало обратное влияние на американское кино и отголоски которого заметны в поздних вестернах и множестве экшн- и фантастических картин; те же образы джедаев из «Звездных войн» во многом инспирированы самураями Куросавы.
Но, само собой, достижения богатой режисерской карьеры Куросавы выходят далеко за рамки самурайского кино. Например, Куросава с энтузиазмом развивал линию адаптации классических произведений мировой литературы, перенося их действие на японскую почву. Так, рассмотренные сквозь призму японской культуры, по-особому заиграли пьеса Горького «На дне», роман Достоевского «Идиот» (в одноименных фильмах), шекспировский «Король Лир» (костюмная эпопея «Ран»). Масштаб дарования и режиссерское мастерство позволяли Куросаве, обращаясь ко всевозможным жанрам и поэтике, снимать разные по форме и композиции картины. Но одно в них всегда оставалось неизменным – глубокая человечность, вера в лучшее качества своих героев, поднятие сложных нравственных вопросов.
Расцвет Куросавы, пик его мировой славы и признания пришелся на 50–60-е годы. К тому времени сложился тандем режиссера с Тосиро Мифунэ, актером редкой харизмы и обаяния. С тех пор, как Куросава начал самостоятельно режиссировать, Мифунэ снялся в большинстве его картин, наделяя их своей неординарной энергетикой, какую бы роль он не исполнял – вертлявого бандита в «Расёмоне», степенного самурая в «Скрытой крепости», современного бизнесмена в «Верхах и низах» или благородного врача в «Красной бороде». Совместное многолетнее сотворчество Куросавы и Мифунэ остается среди самых незабываемых актерско-режиссерских дуэтов в мировом кино, сравниться с коим могут разве что плодотворные союзы вроде Мартин Скорсезе – Роберт де Ниро, Вернер Херцог – Клаус Кински или Джон Ву – Чоу Юнь-Фат.
После 60-х для Куросавы настали тяжелые времена. Студийная система в Японии начала отходить от прежних принципов, взяв курс на голливудский, коммерческий путь развития. Художнику, даже такому крупному, как Куросава, стало тяжело работать в условиях ограниченной свободы. Да и сложно представить себе Куросаву с его тяготением к левым взглядам и эксцентрическими привычками (рассказывают, что в разгар съемочного процесса он мог запросто удалиться в куда-нибудь уголок и долго размышлять с томиком Достоевского в руках), штампующего кассовые хиты по заказу расчетливых продюсеров. Провальная попытка вписаться в меняющие реалии – убыточная организация собственной кинокомпании, неудача с постановкой военного боевика «Тора! Тора! Тора!» – привели Куросаву к тяжелейшей депрессии и попытке самоубийства. С трудом спасенный медиками, режиссер все же вернулся в кино, приняв предложение «Мосфильма» поставить близкий ему по духу фильм «Дерсу Узала». Эксперимент получился вполне успешным.
Куросава, хоть и нечасто в последние десятилетия жизни, но снимал кино до самых 90-х. Его последней режиссерской работой стала лента «Еще нет», вышедшая за пять лет до его кончины, в 1993-м. Но, думается, даже если бы Акира Куросава бросил кино вскоре после «Пьяного ангела», «Расёмона» и «Семи самураев», он все равно навсегда вошел бы в анналы в почетной ипостаси главного представителя японской культуры в искусстве кино.
Фото: 1) Акира Куросава; 2) «Скрытая крепость», кадр 
Блогпост №11 - 02/04/10

У кино не женское лицо?


Точнее будет сказать – не у кино, а у кинорежиссуры. Состоявшаяся аккурат 8 марта победа в оскаровской гонке «Повелителя бурь» Кэтрин Бигелоу над «Аватаром» Джеймса Камерона (которая несколько напомнила ситуацию 1998 года, когда театрально-романтический «Влюбленный Шекспир» с перевесом в две статуэтки обставил фаворитствующий батальный колосс «Спасение рядового Райана», породив заголовки типа «Любовь – Война – 7:5»), словно приглашает к тому, чтобы поворошить тему женского кино. Как-никак, первый в истории «Оскара» полновесный триумф женщины-режиссера. Тема эта, разумеется, для попытки охватить ее в более или менее общем виде чересчур сложна и многогранна и требует проведения масштабной исследовательской работы. «Кино-в-себе» не собирается этого делать, а просто попробует, бегло пронесясь по волнам памяти автора блога, представить, какое влияние женская режиссура на него оказала
 

В отличие от, скажем, кинокритики, в которой прекрасная половина человечества представлена вполне себе обширно и ярко, режиссуре в кино всегда не доставало женской руки. Оттого ли, что сама по себе режиссерская профессия – из разряда откровенно мужских и требует моральных и физических качеств вроде тех, что необходимы для командования войсковым подразделением или брутальной работы в качестве тренера футбольной команды? Или оттого, что в нашем мужском мире, устои коего никаким феминизмом еще так толком и не расшатаны, женщине самовыражаться таким способом – снимать фильмы – нежелательно, сложно и малоприятно? Или оттого, что женские sense and sensibility от природы не «заточены» под кинорежиссуру? Не знаю, наверное, всего этого по чуть-чуть.
В истории кино, тем не менее, хватает сильных и талантливых режиссеров-женщин и их сильных и талантливых произведений. На ум прежде всего приходят имена Лени Рифеншталь и Ширли Кларк, Аньес Варда и Лилианы Кавани, Лины Вертмюллер и Ларисы Шепитько, Агнешки Холланд и Веры Хитиловой, Шанталь Акерман и Маргарете фон Тротта, Пенни Маршалл и Норы Эфрон, Мэри Ламберт и Мэри Хэррон, Джейн Кэмпион и Пенелопы Сфирис, Светланы Дружининой и Лейлы Аранышевой, Джулии Теймор и Софии Копполы, Миры Наир и Наоми Кавасэ, а наиболее крупной величиной из ныне здравствующих и действующих кинопостановщиц мне представляется Кира Муратова. Бигелоу, безусловно, тоже заслужила место в этой плеяде, и лично для меня она благодаря прежде всего «На гребне волны» и «К-19» стала одним из эталонов профессиональной режиссуры [1]. Штука вот в чем: зачастую смотря тот или иной фильм и не зная, кто его снимал, трудно заподозрить, что режиссер – женщина. Выбор тематики, жесткость подачи, работа с актерами могут запросто стереть грань, разделяющую «мужское» кино от «женского». 

Конечно же, сам собой встает вопрос: а что такое кино, сделанное мужчиной-режиссером и женщиной-режиссером, чем они характеризуются, в чем их отличия [2]? Опять же, общий знаменатель в решении этого вопроса ускользает. Все-таки это не иначе как предмет серьезного научного дискурса. На долю ученых мужей (и дам) от киноведения, искусствознания, психологии и прочих наук, этот предмет и оставляю, ведь тут у меня как раз главенствует антинаучный подход. Но и наукоемкие потуги здесь и сейчас вряд ли помогли бы мне определить основные признаки женского кино – очень уж кино структурно сложная вещь. Если искать их в традиционных представлениях о «женском взгляде» на реальность (мягкосердечие, неагрессивность, логика «правополушарного» мышления), то наверняка придется упереться в тупик. И как не упереться, когда сталкиваешься с такими примерами, как образцовый фильм ужасов «Кладбище домашних животных» Мэри Ламберт или мощное исследование природы терроризма «День ночь день ночь» Джулии Локтев. Но если все-таки попытаться вспомнить наиболее «женские» по духу, стилистике и деталям картины, то, наверное, в первую очередь я назвал бы «Сделку» Шарлоты Брандстрём с участием Кароль Буке или «Несколько интервью по личным вопросам» Ланы Гогоберидзе с Софико Чиаурели в главной роли.
Так что просто перечислю собственные текущие предпочтения из кино, срежиссированного представительницами прекрасного пола. Десятка фильмов перечислена в алфавитном порядке, а не в порядке убывания значимости, поскольку расставить их по конкретным местам довольно затруднительно.
«Долгие проводы» (СССР, 1971), реж. Кира Муратова. Полная меланхолии и какой-то безысходности психологическая драма, словно бы фиксирующая прощание с иллюзиями советской интеллигенции 60-х. Мать и сын (Зинаида Шарко и Олег Владимирский), олицетворение двух разных поколений, по-разному ощущают и переживают эту безысходность, светлым пятном на фоне которой остается только особенная теплота и ироничный баланс в их отношениях. Широкий шаг Муратовой после шестидесятнических «Коротких встреч» к пессимистической интонации, которая впоследствии будет преобладать в ее неординарном творчестве.
«К-19» (Великобритания – Германия – США – Канада, 2002), реж. Кэтрин Бигелоу. Одна из лучших картин на «подводную» тему, успешно (чуть ли не закрытия темы) развившая популярную на рубеже столетий линию военного кино о субмаринах. Одновременно – крепко и грамотно сшитый образчик голливудского «кино про русских», в котором на удивление органичны американские актеры, изображающие советских военных. Кто бы мог подумать, что капитан атомной подлодки и его старпом в этой драматичной истории, основанной на реальных событиях, будут сыграны так, что напрочь забываешь, что в роли первого – «Индиана Джонс» Харрисон Форд, а в роли второго – «Оскар Шиндлер» Лиам Нисон. Сама история декорирована на редкость внушительно и достоверно и избавлена от лишних сантиментов. Бигелоу нанесла разящий удар по мифу о том, что на Западе про нас могут снимать только клюкву. 

«Несколько интервью по личным вопросам» (СССР, 1977), реж. Лана Гогоберидзе. Главная героиня, тбилисская журналистка в прочувствованном и обаятельном исполнении Софико Чиаурели, специализируется на изучении человеческих судеб и проблем (особенно женских), с ужасом осознавая, что ее собственная семейная жизнь катится ко всем чертям. Через фильм проходит вереница по-разному выписанных женских портретов, складывающихся в далекий от благополучия, несмотря на бодрую декларативность отдельных из них, собирательный образ. Тревожное кино, честно и талантливо отражающее как проблемы положения женщины в обществе и кризис семейного института, так и вообще неизбежные рефлексии культурного человека по поводу своего места в жизни.
«Ночной портье» (Италия, 1974), реж. Лилиана Кавани. Через годы после окончания войны заурядный венский отель становится местом рокового пересечения двух связанных странной любовной страстью людей. Бывший нацистский офицер, член тайного сообщества фашистов, сумевших избежать наказания, и красивая молодая женщина, некогда на его глазах (и для него, в том числе) исполнявшая роль сексуальной игрушки. В этой классической ленте можно усмотреть просто исследование болезненной тематики психоэротической связи, которая устанавливается между жертвой и палачом. Но на деле все куда сложнее, и объем тут куда шире – анализ сексуальных корней фашизма, нажим на исторические травмы европейского сознания. Яркая, сложная и спорная картина Лилианы Кавани, выдающиеся актерские работы Шарлотты Рэмплинг и Дирка Богарда.
«Онегин» (Великобритания – США, 1999), реж. Марта Файнз. Очень красивая экранизация пушкинской поэмы, уважительная и сбалансированная попытка взглянуть на нее глазами западного человека. Опять же, одна из лучших зарубежных разработок «русской» темы. Собственно Пушкина в фильме мало (да и что такое поэзия Пушкина на экране, как ее передать?), но атмосфера дворянской хандры, экспрессия мучительной боли от недостижимости любви и цельный драматический драйв, в общем-то, и составлявшие суть шедевра-первоисточника, на мой взгляд, тут весьма хороши. Марта Файнз задействовала в роли Онегина своего знаменитого брата Рейфа, в роли Татьяны – грациозную и величественную, как голубой кит, Лив Тайлер. Все снято замечательной камерой Реми Адефаразина. 

«Орландо» (Великобритания – Россия – Франция – Италия – Нидерланды, 1992), реж. Салли Поттер. Если искать в кино реализацию идеи андрогинности, то мимо фильма, снятого по книге Вирджинии Вульф, никак не пройти. Визуально отсылающий куда-то во времена романтизма, к полотнам фламандских и французских живописцев, к кинематографу Дерека Джармена, поэтико-романтический экзерсис Салли Поттер как бы запечатлел на пленке ореол мистической тайны гендерной рездвоенности человека. Роль юного аристократа Орландо, изменяющегося в течение нескольких веков английской истории, окончательно сделала Тильду Суинтон артхаусной звездой. Почему люди делятся на два пола, как сочетаются в истории культуры и в душе каждого человека мужское и женское начало – вот вопросы, вокруг которых вертится условный, ирреальный сюжет этого завораживающего фильма.
«Свадьба в сезон дождей» (Индия – США – Франция – Италия – Германия, 2001), реж. Мира Наир.  Обладатель престижнейшего венецианского «Золотого льва», красочная зарисовка из жизни современной Индии. Колоритный «свадебный переполох», на фоне которого выразительными штрихами обозначены проблемы отношений отцов и детей, мужчины и женщины, состоятельных индийцев и не очень. Любовь же трактуется не как музыкальная сказка, а как единственный фактор, по-настоящему сближающий людей.
«Семнадцать мгновений весны» (СССР, 1973), реж. Татьяна Лиознова. Это телекино, конечно, сериал, как это называется сейчас, но тем не менее – кино. В застойных 70-х оно, апеллируя к исторической памяти, поражая нестандартной трактовкой  «образа врага», дразня элегантным изображением заграничной реальности, увлекая шпионскими страстями, находило живейший отклик в душе советского зрителя. Штирлицу и компании удалось стать народными любимцами (чести быть увековеченными в фольклоре удостаиваются немногие киноперсонажи) и пережить свое время. Фильм обрел нетленный статус не только благодаря обаятельнейшему актерскому исполнению, но и смелости, принципиальности и режиссерскому чутью Татьяны Лиозновой. 

«Траурный лес» (Япония, 2007), реж. Наоми Кавасэ. Пожилого Сигэки и молодую Матико связывает случившаяся некогда потеря близкого человека. Вдвоем они предпринимают нечто вроде паломничества через лес к могиле жены Сигэки. Неторопливая, словно бы экранизирующая откровения дзен-буддизма, медитативная одиссея двух измученных душевной болью героев к катарсису по-японски. Исполненная светлой печали, мистических намеков и сильнейшей гуманистической интонации история, открывающая иное киноизмерение, в котором нет места сюжетным и визуальным эффектам, а есть тихое единение с тонкими и хрупкими материями.
«Трудности перевода» (США – Япония, 2003), реж. София Коппола. Очень мягкое и атмосферное, немного горькое и ироничное кино о странностях культурных взаимосвязей и человеческих отношений. Странностях нежных и трогательных, замечательно передаваемых Биллом Мюрреем и Скарлетт Йоханссон, статично-отстраненная фактура которых идеально воплощает чувства людей в необычной коммуникативной среде и необычных личных обстоятельствах. Роль среды исполняет такая загадочная современная Япония, роль обстоятельств – ощущаемый героями дефицит человеческого тепла. Редкий фильм, в котором нет отрицательных героев, симпатизируешь всем, саспенса не хочется, а искра высекается без острых драматических конфликтов. Великий Фрэнсис Форд Коппола должен быть доволен: фамильной киномарки его дочь, сделав замечательное кино, не уронила.


Примечания.
1. То, что фильмы Бигелоу, как правило, плохо окупаются, не мешает ей быть настоящим лидером современной женской режиссуры в Америке. Она смело обращается к разным жанрам от детектива до киберпанка, неизменно выдавая на выходе достойный продукт. А тот факт, что он не собирает большой кассы, говорит лишь о том, что Бигелоу не играет по правилам ортодоксального Голливуда. 

2. Опять же, можно сослаться на Бигелоу с ее «мужским» по темам и настроению кино. Обратный пример подавляющее большинство самых знаменитых феминистских образов и фильмов (например, Сара Коннор из первых «Терминаторов», Эллен Рипли из всех «Чужих», картины вроде «Тельмы и Луизы» и «Елизаветы») созданы режиссерами-мужчинами. 

Фото, кадры из фильмов: 1) «Короткие встречи», реж. Кира Муратова; 2) «Ночной портье», реж. Лилиана Кавани; 3) «К-19», реж. Кэтрин Бигелоу; 4) «Трудности перевода», реж. София Коппола; 5) «Орландо», реж. Салли Поттер; 6) «Триумф воли», реж. Лени Рифеншталь; 7) «Пианино», реж. Джейн Кэмпион; 8) «Траурный лес», реж. Наоми Кавасэ.
Блогпост №10 - 12/03/10